Written by 
NV публикует материал в рамках информационной поддержки проекта Медиадни Премии имени Георгия Гонгадзе.
Далее — прямая речь Максима Буткевича.
«Я очень рад, что успел в последний момент прибыть на Медиадни. Приехал сюда, потому что мне показалось важным быть здесь, увидеть вас, показать себя. Некоторые меня до сих пор в мессенджерах спрашивают: „Это действительно ты, я действительно говорю с тобой, ты жив, можно ли с тобой пообщаться?“ Со мной можно общаться, я здесь, это правда. Это огромное счастье, действительно невероятное ощущение после двух лет и четырех месяцев быть снова на свободе».
«Не вдаваясь в философствования по поводу свободы, насколько она относительна или абсолютна, я вам скажу, что на контрасте ощущается очень хорошо, когда у тебя она есть и когда у тебя она ограничена. Когда ее нет, то тебя нет».
«Я еще прихожу в себя, хотя уже четыре недели реабилитации позади. Она у разных людей проходит по-разному, но это были очень хорошие четыре недели. Я еще не владею достаточно нашим современным медийным контекстом, потому что все-таки пропустил два с лишним года. Сейчас пытаюсь догнать хотя бы что-то. 2,5 года я, конечно, находился в другой реальности, в частности медийной, которая разительно отличается от нашей».
«Я там убедился, насколько жизненно важно то, что наши журналисты и журналистки делают. Не для политической системы, не для независимости государства, хотя для этого всего тоже. Для человека, чтобы он оставался человеком, который осознанно и информированно принимает собственные личные или политические выборы. И этими выборами выстраивает себе будущее. Это очень важная наша работа, о чем мы иногда на конвейере повседневности просто можем забыть. Иногда об этом стоит вспоминать».
«Плен — это был интересный опыт, интересные полевые исследования, причем они не были однообразными. Был достаточно длительный период, когда вообще не было никакой информации из внешнего мира. И он позволил понять, насколько жизненно важно для человека получать информацию о том, что происходит за пределами его непосредственного прикосновения, взгляда, слуха, насколько это влияет на состояние, настроение, на устойчивость, на возможность человеком манипулировать. Насколько важна вообще наша журналистская работа, труд „медийщиков и медийщиц здорового человека“. Потому что пропагандистов тоже иногда считают медийщиками, но это отдельная тема».
«Потом был период поступления информации из внешнего мира через российский телевизор. Думаю, для тех, кто хоть немного сталкивался с такими учреждениями, не секрет, что, если в камере СИЗО есть телевизор, он не выключается никогда. Работает 24 часа в сутки. Это не требование администрации, в отличие от света, который тоже не выключается 24 часа в сутки, потому что это часть режима. Телевизор просто не выключают, потому что он говорит. Это могут быть клипы, это может быть [телепропагандистка Ольга] Скабеева, это может быть [телеведущий и конспиролог Игорь] Прокопенко, это может быть „смотрите, как наша артиллерия накрывает укронацистов“. Это может быть что угодно. Я насмотрелся».
«Контекст колонии строгого режима — общение с очень разными людьми, которые там отбывали наказание. Я имею в виду, что кроме военнопленных и людей, которые осуждены за сотрудничество с Украиной, там подавляющее большинство — это люди, осужденные по уголовным статьям, за особо тяжкие преступления. У них очень разные взгляды на жизнь, очень разная биография, очень разное отношение к политическим процессам. Но очевидно, насколько на них всех повлияла многолетняя работа пропагандистской машины, прежде всего телевизионной. И можно было, к сожалению, даже наблюдать, как это отражается на наших ребятах. Просто на уровне словаря, на уровне концептов. Это был интересный урок, я думаю, что очень интересно будет поработать с этим более аналитически».
«Когда я вернулся, мне мои родные сказали: „Ты посмотри, какие ужасные у нас заголовки, какие ужасные новости“. Я сказал: „Это прекрасно!“ Если бы вы побыли год-два в атмосфере, где мы побеждаем, мы самые крутые, мы самые сильные, вокруг враги, нас ненавидят, потому что мы лучшие, но мы всех победим и у нас все прекрасно, а ты видишь собственными глазами, насколько все „прекрасно“, а потом попали туда, где кричат „караул“, „зрада“, там не так, здесь не то — вы бы поняли, что находитесь в более рискованной, во многом более уязвимой, но во многом, наоборот, более устойчивой и безусловно, более свободной среде. Вы бы поняли это именно благодаря работе медиа и их разнообразию. Это многоголосие, это то, чего там нет вообще. Одно дело — знать об этом, а другое — находиться в этом информационном потоке. Это поначалу немного обескураживает».
«Я немного жалел, что мало времени и мало внимания уделял механизмам того, как работает пропаганда. Исследовал кейсы, когда вел медиатренинги, мы разбирали некоторые из них. Мало, надо было больше и надо было глубже. Потому что я привык об этом думать как, прежде всего, о навязывании определенной точки зрения, создании контекста для человека, в котором он будет действовать. Хотя если разобраться, речь идет о расчеловечивании. Речь о том, чтобы из человека сделать предмет, чтобы он лишился собственной инициативы и возможности вырабатывать собственную точку зрения, просто отрезав себя от жизненно важной информации. Превратить его в существо, лишенное личной свободы. Это качественная пропаганда, качественная не обязательно за счет хитроумности, а за счет массированности, повторяемости, иногда лобового действия. Это очень ощущалось, почти физически».
«Не думаю, что у нас иммунитет от того, чтобы тоже — особенно в ситуации длительной, изнурительной войны на выживание — не скатиться туда же, не захотеть сделать то же самое. Временно, немного — чтобы выиграть. Такой риск есть, мы не застрахованы. То, что мы боремся за свою свободу, не делает нас защищенными от того, чтобы мы в процессе борьбы вдруг не начали терять понимание того, насколько свобода для нас важна, и не попытались ею поступиться. Мне кажется, что этого делать ни в коем случае нельзя. Тогда мы потеряем внутреннее наполнение этой борьбы».
«Мне очень повезло, не только потому, что я могу сейчас это говорить, не только потому, что я здесь. Когда я ехал в поезде Интерсити, в какой-то момент меня немного поднакрыло, что я мчусь на скорости 120 километров в час и читаю на украинском языке, а не сижу в бараке и думаю о том, как я буду ехать когда-нибудь, если мне повезет, в Интерсити. Эти вещи еще случаются. Мне повезло, потому что последствия для здоровья у меня, конечно, есть — там нет здоровых людей, но они меньше намного, чем у очень многих ребят и девушек. Мне повезло в плане жестокого обращения. Оно было, опять таки, нет людей, с которыми не обращались бы там жестоко. Но то, что было со мной, не идет в сравнение с некоторыми другими случаями, с которыми я сталкивался. Мне повезло, несмотря на тотальную убогость того, что там окружает — убогость телевизора, убогость масскульта, убогость современной попсы, убогость языка, на котором с тобой общаются. Я сейчас не о русском вообще, а о словарном запасе и вообще манере поведения».
«У меня нет ощущения, что это упущенное время. Знаю, что у некоторых ребят было такое ощущение, они им делились. У меня было время подумать, понаблюдать, прийти к каким-то выводам. Была возможность отойти и посмотреть немного со стороны на происходящее. Мне кажется, что нам всем иногда это надо делать».
Автор: Анастасия Крупка
Проект Медиадни организован Премией имени Георгия Гонгадзе, которая основана Украинским ПЕН в партнерстве с Киево-Могилянской Бизнес-Школой и ее выпускниками, изданием Украинская правда, а также семьей Георгия Гонгадзе. Проведение Медиадней поддерживается National Endowment for Democracy (NED).
Информационные партнеры: УП клуб, NV, LMF, Суспільне мовлення, Радио Свобода, Медиамейкер, Институт массовой информации (ІМІ), ZMINA, Детектор медиа, Еспресо, КЖЭ, Медиацентр Украина.